По прочтении прошу откликнуться в гостевой книге.

Джон Кэмпбелл Фрэзер: "Беркли".

Период I. 1685 -1720.

ВТОРАЯ ГЛАВА

ИДЕИ ЛОККА.

У нас появляется нечто более определённое, чем почти бесцветная картина внешней жизни Беркелей в его детстве, когда мы обращаемся к духовному миру его рождения как философа, и к ранним годам его интеллектуального роста. Поскольку мы должны тогда, главным образом, заглянуть в “Эссе” Локка, и впомнить Декартовскую атмосферу, в которой Локк жил также, как Беркли. “В то время, как Декарт в значительной степени повлиял на него, непосредственная отправная точка Беркли была, без сомнения, в Локке, и в ‘Новой Философии’. Не, чтобы древние даже тогда были полностью пропущены. В одном из его самых ранних писем Сэру Джону Персивалю, написанному в 1709 году (до настоящего времени неопубликованному), он ссылается с восхищением на Платона, сообщает о восхищении, с которым он читал “Феда” и другие диалоги в предыдущие годы, и оценивает гармонию платонического духа с “совершенством и знаком Христианства, которое является его благородным презрением к вещам этой чувственной жизни” 1 . Отчасти дух Платона можно обнаружить даже в ранних письмах Беркли. Но Локк больше, чем любой другой, поверг его в умственное настроение, в котором мы находим его когда он был в Тринити-Колледже. Верно, что он не был покорным учеником. Конечно, его ранняя философия - постоянная война с абстрактными общими идеями, одобренными Локком, которому Беркли приписывал материалистическую концепцию вселенной. Однако, чтобы составить представление, каким он тогда был, мы должны заново продумать мысли Локка и увидеть исходные проблемы с точки зрения, к которой нас приводит ‘Эссе относительно Человеческого Понимания.’

Отличительное слово e Локка - это “идея”. Вкратце, его ‘Эссе’ является трактатом о идеях и их отношениях. Но мы должны обратить внимание на широкое значение, которое слово “идея” имеет, когда Locke использует его, что он делает на почти каждой странице его книги. У него значение ни такое, как принято теперь в обыденном Английском - синоним только для фантазий индивидуального мнения, - ни, как в платоническом понимании - для вечных образцов или интеллектуальной схемы, согласно которой вселенная божественно создана. Как бы мы ни понимали его — естественным ли явлением, видимым или невидимым, - или лишь образом фантазии; и сознаём ли мы его наглядно, или в общем через устные признаки — во всех этих случаях, что воспринимается, называется Локком идеей. Когда я ощущаю приятный или неприятный запах или звук, когда я вижу солнце или касаюсь дерева, когда я вспоминаю любой из этих объектов, когда я воображаю кентавра, когда я понимаю с научной точки зрения значение “круга”, “планеты”, “мудрости”, “правосудия”, или любой другого общего термина, — во всех этих случаях Локк сказал бы, что у меня есть идеи. Это - значение слова идея, которую Декарт ввёл в употребление семнадцатом столетии, и который Локк надолго ввёл в обиход в Англии.

Другие термины использовались, до и после того, чтобы выражать это тонкое и обширное значение. Философия в части теория знания всегда нуждается в некотором отличительном слове, чтобы выразить существенное отношение того, что известно как мощь познания. “Идея” использовалась для этой цели в семнадцатом столетии, —а “восприятие”, и впоследствии, особенно у Юма, “впечатление”, фактически ей синонимичны. Разум, как предполагалось, обнаруживается по наличию того, что называлось идеями или восприятием или впечатлениями; и научное изучение разума было изучением идей, или восприятий, или впечатлений, составляющих опыт. Исследовать их значило исследовать разум. В настоящее время обычно для этой цели используют слово “феномен”; и говорить о феноменах - это скорее подразумевать явления или аспекты бытия, существование которых мы сознаем в нашей жизни, чем об идеи, или восприятия, или впечатления, которые являются материалом этого опыта. Термины “сенсация” или “чувство”, хотя и ограниченное должным образом некоторым множеством состояний, полностью внутренних или умственных, также использовались некоторыми физиологами в подобной всесторонней универсальности. В настоящее время излюбленный термин для такой цели - “сознание” — факт или состояние сознания. То, что Локк и его современники назвали “идеи” или “восприятие”, мы, также смотрящий на них в их отношении к познающему уму, называем “сознание, ”—“состояниями” или “модусами” сознания. Но какой бы термин ни выбран: “идея”, “восприятие”, “явление”, “впечатление”, “сенсация”, “чувство”, или “сознание” — он, в соответствии с его функцией, должен часто встречаться с в письмах философа, который его избрал. Для всех терминов, столь используемых, выполняется фундаментальное предположение о философии — что фактические вещи также, как и воображаемые, что бы ещё ни могло предполагать их реальное существование, могут реализоваться нами только через вовлечение в то, что мы мысленно испытываем в ходе наших сознательных жизней. Они подразумевают, что только в форме естественных феноменов предметы восприятия могут стать для нас большим, чем пустая фикция.

Принятие отношения, таким образом предполагаемого во всей философии, которую выражает термин “идея” для Локка, является первым и обязательным философским уроком. Это – трудный для понимания урок, и большинство из нас никогда не усваивает его вообще. Большинство людей, живущих без рефлексии, считает само собой разумеющимся, что внешние вещи были бы точно такими, какими они ощущаются и воспринимаются, хотя бы даже никаких человека, способного воспринимать и представлять их, во вселенной не было: они даже называют это грубое предположение диктатом здравого смысла. Но философия - открытие, что вещь получает часть, если не всё, из того, из чего она кажется составленной из — части, если не всей, её феноменальной действительности — в становлении объектом чувственного, воспринимающего, представляющего разума. Итак, нужно слово, чтобы выразить эту реализацию вещей восприятия — легкомысленно предполагаемый независимым от чувств и мыслей — в живом опыте сознающих персон.

“Идеи”, “восприятие”, “чувства”, “ощущения”, “впечатления”, “модусы” или “состояния” “сознания”, — “явления”, — ни один из терминов не является безусловным, когда так используется. Идея известно неоднозначна, поскольку предпочитают брать её платоническое значение, для философа, и в популярном значении обычного нефилософского мышления. “Восприятие”, не говоря о других возражениях, теперь обычно сводится к упражнению чувств. “Чувство” более готово предполагать либо тактильные данные, или иначе те сложные состояния сознания, которые обычно называются эмоциями. “Сознание” подходит только для выражения индивидуального сознания в его внутреннем восприятии. “Сознание” чего-то материального или внешнего несвойственно обычному толкованию слова, и, таким образом, нередко лишаеться своего значения даже в философских обсуждениях. В целом, вместе с самим Беркли в его более поздних письмах, мы можем перевести то, что он называет идеей чувства в феномен чувства или естественый феномен, в объяснении его концепции действительности материального мира. ²

Так случилось, что “идея”, повсюду в ‘Эссе о Человеческом Понимании’, была возвратом к памятному утверждению той истины, что, пока внешние вещи рассматривались с той стороны, с которой их можно понимать частью умственного опыта сознающих людей, они вовсе не вступали в сугубую компетенцию философа. “Качества” всего реального, как и всего мнимого, вещи чувства, должны существовать в состоянии зависимости от чувствующего интеллекта, чтобы слова, используемые относительно них, могли иметь значение. Что есть боль и удовольствие, жар и холод, вкусы и запахи, звуки и цвета в мертвой не сознающей вселенной в отсутствие всех разумных и, хотя бы, чувствующих существ? Как свет фактически создает цвет, так и чувства и мысли живого человека помогают создавать объекты, которые он чувствует и знает. “Помогать создавать ”, - было всем, что подразумевал Локк; поскольку он, во всяком случае, не был подготовлен, ни чтобы растворить пространственные и подразумеваемые математические качества вещества в персональной ощутимости и познании; ни чтобы взглянуть на атомы и их движения с умственной стороне таким же образом, как он смотрел на жар и холод, вкус и запах, звук и цвет.

Точка зрения, предложенная в соответствии с терминами “идея” или “естественный феномен”, таким образом, полностью противоположна взглядам материализма. Она предполагает, что тело не может проявляться во вселенной вне некоторой сознательной жизни ума, в котором только вещи могут в какой-то степени быть реализованы. Материалист, с другой стороны, предполагает, что невозможно никакого воспринимающего ума вне тела, — на основании, наблюдаемой зависимости того, что происходит в человеческом сознании, и что происходит в человеческом мозгу и нервах; и выводит, что все наши идеи — явления которые мы сознаём —, в конечном счёте и абсолютно зависят от молекулярных движений тканей нерва. Этот вывод Локк отрицает; но затем он явно игнорирует вопросы относительно отношения сознательных действий и состояний организма в нашей настоящей телесной сознающей жизни, в своём желании сконцентрировать внимание интроспективно на “идеях” или воспринимаемых явлениях.

Это использование идеи, явления, или любого другого отдельного термина с тем, чтобы выразить сразу ощущение-восприятие, свойственные всем, и мысли или мечты, которые относятся только к интимности индивидуального сознания, является необычнымым, из-за той путаницы, которую оно способно произвести между фактическим чувствственным опытом внешних чувств, и, часто иллюзорных, мечтаниями, которыми слово “идея” обычно ограничивается. Локк пропустил это, в его желании защитить перед своим читателем роль, исполняемую чувственным и рациональным сознанием, в изображении действительности , которая иначе могла бы быть только пустой абстракцией. Так что он не стеснялся иногда называть реальные вещи идеями, таким образом рассматривая реальные вещи как живые восприятия, а не абстрактные объекты. Но мы должны впоследствии всегда напомнить себе при чтении ‘Эссе’, о различии, которое он только неясно представляет, между теми идеями, которые обычно называются вещами, и просто частными или персональными идеями, которые формируют поток внутренних образов в каждом индивидууме.

Но в выражении необходимой зависимости чего-либо известного от ощущений и мыслей некоторого живущего человека, термин идея представляет только одну сторону того, чему Локк учил относительно человеческого знания и веры. Глядя с другой стороны, идеи - проявления или результаты, — так что Локк считал само собой разумеющимся — о силах в постоянных существах — существах, субстанционально отличных от персон, которые воспринимают идеи. Таким образом они одновременно есть проявления, воспринимаемые людьми, и они также представляют качества или силы, которые существуют вовне каждой сознательной жизни: вещи - это “эффекты в нас”, произведенный деятелями, которые являются независимыми от меня и Вас. Через идеи или феномены, в который сущее показывает себя нашим чувствам, мы окажемся в столкновении с деятелем, который является посторонним к нам индивидуально.

‘Эссе’ Локка связано в основном с двумя проблемами. В ранней части сохраняется в поле зрения - идеальная сторона вещей. Там идеи или феномены, которые люди рассматривают, представлены и описаны; предписана их зависимость от слов и зависимость слов от них. Впоследствии он разворачивает и применяет зависимости, которыми постепенно утверждаются реальное знание и вероятные мнения относительно наших идей. Вторыя и nретья книги ‘Эссе’, главным образом, касаются идей или феноменов; четвертая книга рассматривает устройство и уверенность в “знании” и “верах”, предполагаемых идеями, которые представлены нам — особенно в отношении наше знание себя непосредственно, Бога и вещей и людей, внешних для нас. Он объясняет и доказывает несомненность утверждений, которые мы делаем относительно Высшей Силы во вселенной; и также относительно сил в природе, и в наших окружающих, которые касаются и действуют на нас непрерывно столь многими способами.

Два далеко идущих предположения красной нитью проходят через объяснения Локка о человеческом знании. Во второй книге ‘Эссе’, говоря о знании вещей, он считает само собой разумеющимся, что вещи — чем бы они ещё ни могли быть — насколько мы касаемся их, должны быть, по крайней мере, идеями или феноменами, которые кто-то сознаёт. В четвёртой книге в объяснении того, как явления, которые мы сознаём, приводят к реальному знанию, он также считает само собой разумеющимся принцип причинной связи, и его адекватности при нашем движении от простых чувственных явлений к неощущаемым реальностям. Он не пробует, подобно Канту, оправдать принцип причинной связи как необходимый составной элемент во всём связном опыте. Он принимает это категорически, как правда, которая действует во всех нормальных людей, сознавали ли они когда-либо это или нет. Основанием для деятелей во вселенной, явления которых мы предположительно ощущаем, является философским применением его принципа причинной связи.

Применением причинного принципа, Локк находит интеллектуально необходимым Вечный Разум: это - единственная интеллигибельная причина его собственного существования как сознательного индивидуума почти за шестьдесят лет до того, как ‘Эссе’ стало известным миру. Это подразумевает, что он верит в его собственное существование — что предполагается наличием у него идей, и о котором, подобно Декарту, он объявляет, что о нём он имеет, таким образом, “интуитивное знание”. ³ В соответствии с другим применением того же самого принципа причинной связи, он оказался перед интеллектуальной необходимостью (или чего-то, вроде этого) для веры в то, что “протяжённые и твердые вещества” вовне являются причинами идей или феноменов, которые он осознаёт касанием, зрением, слухом, запахом, вкусом, перемещением и испытанием удовольствия и боли, содержащихся в телесных ощущениях. Божественное существование, которое он защищал на основании умственной той потребности в причине, которую мы чувствуем ввиду голого факта начала нашего собственного существования. Знания реального существования “других вещей или сил, помимо Бога, внешних по отношению к тому, что мы называем собой”, Locke не находил — как он обнаруживал его для Бога — в голом факте нашей начинавшейся жизни с сознанием идей. Внешний мир вещества обнаруживается, как он думает, только в и через те специфические виды умственного опыта, в котором “другие вещи фактическим действием на наши чувства побуждают нас быть воспринятыми нами. Простое наличие идеи о любой внешней вещи не более доказывает реальную наружность этой вещи чем изображение человека доказывает его реальное существование, или чем сновидение создаёт истинную историю”. Это – только “фактическое получение идей ощущения извне, которое уведомляет нас о существовании внешних вещей, и побуждает нас к знанию о том, что нечто действительно существует в это время без нас, которое вызывает эту идею в нас; хотя возможно мы ни знаем, ни рассматриваем, как это происходит. Это следует не из уверенности в наших чувствах, и тех идеях, которых мы получаем с помощью чувств, что мы не знаем тот способ, которым они получаются”.⁴

Локк, короче говоря, объявил, что он обнаруживает сам, когда воспринимает феномены с помощью этих пяти чувств и только тогда, зная идеи или явления, которые имели эту замечательную характеристику, — что они появились и исчезли независимо от его собственного желания в то время, как все они предполагали его собственное сознательное существование. Принцип причинной связи, принятый как догма, привёл к заключению, что, поскольку сам он начал существовать, Бесконечный Разум должен также существовать. Зависимый характер феномена, чьё появление и исчезновение он воспринял его пятью чувствами, казался ему, на основании этой же самой причинной догмы, - должен подразумевать настоящее существование конечных сущностей и сил, протяжённых и твёрдых, внешних причин не контролируемого (нами) феномена чувства; и служить основанием наших обычных мнений в их упорядоченную, и поэтому поддающююся толкованию связь друг с другом. Эго, Бог, и Вещуство – это,таким образом, три связанных реальности человеческого знания, объяснением которого было ‘Эссе о Человеческом Понимании’ Локка.

Повсюду ‘Эссе’ Локк предпочитает иметь дело с вопросом о том, как наши идеи и знание были постепенно развиты, чем с другим вопросом о том, чем они теперь являются и что логически подразумевают — независимо от процессов, через которые они стали, - каковы они есть. Всё же конечно, потому, что они такие теперь, и не те, какими они были в младенчестве или среди дикарей, мы должны иметь дело с ними. Философы всех школ должны исходить в их рассуждениях с точки зрения, которой они достигли, когда они философствуют, а не с точки зрения неразвитого младенца, или неинтеллектуального варвара.

Локк, кроме того, кажется, предполагает, что человеческий опыт, который начинается в бессвязных идеях или феноменах различных видов, принятых через эти пять чувств. Он едва ли предполагает необъяснимое восприятие индивидуальных вещей, подобно Рейду, и ещё меньше - рациональное устройство представленных явлений, подобно Канту. Он говорит, как будто все мы сначала видели цвета сами по себе, слышали звуки сами по себе, ощущали запахи и ароматы сами по себе, или имел ощущения жара и холода самих по себе; и, как будто, впоследствии, некоторым необъяснимым умственным процессом, мы научились комбинировать те различные виды изолированных явлений чувства в совокупности или “сложные идеи” обычно называемые индивидуальными вещами или индивидуальными сущностями. Возможность наших чувственных восприятий, представляется обязательной, и поэтому от рождения феномен в сложности и в соединении, или индивидуальных вещах, кажется, никогда с ним не происходит. Изучающий ‘Эссе’ приучен предполагать, что люди сознательно продвигаются от феноменально простого и изолированного к феноменально комплексному и связанному по мере роста их реального опыта —, что они вначале сознавали только изолированные явления, из которых индивидуальные вещи теперь, кажется, состоят; — вместо, наоборот, перехода абстракцией, от составных вещей, уже данных, к отдельным качествам, из которых ощущаемые вещи, как обнаружено анализом, составлены. Вопрос о том, возможны ли необходимые законы в составе интеллекта и опыта как таковых, которые требуют сложности и связи как условия для обладания нами любым интеллектуальным опытом — любое реальное восприятие даже данных ощущением явлений —, были чужды мышлению Локка. Он утверждал так, будто чувственный феномен само по себе мог быть воспринят; как будто не было случая спросить, могла бы “сложность”, вовлечённая в феномен, рассматриваемый как, так называемое, “качество” “вещи” быть обязательным содержанием определённого восприятия. Почему явления выражают друг друга, и, таким образом, поддаются толкованию, и как они соединяются как качества индивидуальных вещей, были вопросы, которые впоследствии встали преред Беркли, Юмом, и Кантом.

Два действия Локка — его классификация идей или явлений которые мы сознаем, и его оценка причин тех данных опыта —, дали Беркли интеллектуальную отправную точку. Локк научил его, во-первых, расценивать вещество в основном по его идеальной стороне; и, по крайней мере во “вторичных качествах” вещества, ценить, прежде всего, их идеальное или восприняое существование. В этой связи, также, он был склонен требовать конкретности образа для каждого термина, который он мог использовать, и отклонять как жаргон тот, чьё значение не могло быть реализовано в воображении: всё же ему говорили, что некоторые идеи - “абстрактная” наука, и философия, - связаны с этими предположительными “абстрактными идеями”. — Но он был вынужден, во-вторых, утверждать вместе с Декартом, собственное интуитивное знание его собственного духовного существования. — Тогда, утверждая без обсуждения законность принципа причинной связи, ему пришлось из его собственного сознательного существования доказывать таковое для Вечного Разума; и выводить как вероятное, из существования идей или явлений его пяти чувств существование протяжённых и твердых веществ. Локк, кроме того, повсюду в “Эссе” учил Беркли сокращать данные человеческого опыта вселенной к явлениям, данным чувству и рефлексии. Но он не учил его вникать ни в рациональное устройство опыта, как Кант делал это впоследствии; ни в природу тех суждений здравого смысла, или обычной причинности, которую он, однако, использовал для преобразования безотносительных в противном случае идей или явлений в реальное знание и законные мнения.⁵

Начавшись с этой отправной точки у Локка, собственная умственная история Беркли до его смерти представляет собой три ступени развития. Тринити-колледж, Дублин был центром первой стадии, включающей путешествие во Францию и Италию, и литературный плод его молодости, который выразился также в наиболее выдающихся, философских трактатах. Второй начался, когда в возрасте тридцать пять, он участвовал в проектах филантропического идеализма, которые поглощали его энергию в зрелый период жизни, и перенёс его на какое-то время в Америку: он завершается другим вкладом в философию. В третьем, мы возвращаемся назад в Ирландию: она, также, как и предшествующие периоды, делает собственное характерное дополнение к метафизической литературе. Каждый период в жизни - стадия в развитии философии, которая, всё ещё фрагментарная, достигает наиболее законченной формы в заключительный период.

Сквозной урок состоит в том, что вещи, которые мы видим и осязаем - внешние демонстрации, которых служат для показа Вечного Духа, или Универсальной Причины в коих мы живём и пребываем; и что мы осознаём это интеллектуально в истинной философии, и фактически через уподобление Богу. Негативная часть этого урока — несущественность и бессилие вещества — видна в работах молодого Беркли; позднее его мысли были более заняты Божественным Духом или Универсальной Причиной, в чьём присутствии чувственный мир забывается, и земные объекты исчезают.

 

Примечания:

1 В другом письме лорду Персивалю, написанном вскоре после этого из Дублина, он пишет: “у меня должен быть угол с обстановкой, не имеющей чего-либо достойного упоминания. Мы, ирландцы, являемся нацией в её несовершеннолетии, помещённой под опеку людей, которые делают всё для нас, и оставляют нам свободу не производить ничего материального для себя непосредственно, или участвовать в делах Европы”.

2 Соответственно можно говорить, скорее, о феноменализме, чем идеализме или ‘идеаизме’ Беркли.

3 См. ‘Эссе’, книга IV. главы ix., x. Десятая глава привлекла много внимания в поколении самого Локка. Любопытно, впоследствии, он был фактически обвинен в спинозизиме. В настоящее время принято противопоставлять то, что называется его “индивидуализмом” с “универсализмом” датского метафизика. Обвинение в спинозизме было выдвинуто в забытой ныне “Диссертации на первую главу четвертой книги Г. Локка ‘Эссе’; в которой попытки автора обосновать атеистическую гипотезу Спинозы обнаружены и опровергнуты”. Уильям Карролл (Лондон, 1706) обвиняет Локка в употреблении “святого имени Бога для именования вечного существования мышления и протяжённости материальной субстанции, по-разному изменяющемуся в едином мире — то есть, в поддерке вечного существования мира непосредственно, путём изобретательного злоупотребления словами”; и это пространно обсуждается повсюду в книге. Первый Лорд Шефтсбери, как считают, ссылался перед смертью на ту же самую главу (тогда неопубликованную) как на источник его собственного теологического иноверия.

4 См. ‘Эссе’, книга IV, глава xi.

5 Во введении и аннотациях моего издания ‘Эссе’ Локка (2 тома, Clarendon Press, 1894) я обращался более полно к идеям Локка и его взгляду на человеческое знание.

Обновлено 20.08.01.