Возврат к начальной странице сайта.
По прочтении прошу откликнуться в гостевой книге.
Русские гностики страдают той же болезнью непонимания и небрежения собственной личностью. А общий антииудейский запал автора является лишь поводом для самобичевания и самоотрицания.
Гностики пишут так, будто обещают осчастливить, облагодетельствовать человечество. За такую надежду укорять их уместно не в большей мере, чем пенять на себя за желание быть обманутым. Но за робостью и нерешительностью, с которой о знании говорится только с пиитетом и абстрактно, стоят обыкновенные русским людям слабости и типичные русскому складу заблуждения, отринуть которые гностикам не менее трудно, чем и обывателям.
За мистику и эллинизм.
Александр Владимиров "Апостолы", изд-во "Беловодье", М., 2003.Гностико-эллинские корни христианства.
Знакомство моё с гностическим мировоззрением состоялось. Хотя эта книга посвящена, скорее, критическому направлению мысли. Сравнительно необычно звучит мнение автора о том, что, будучи евреем, как и остальные апостолы, Павел был гностиком и представлял антииудаистический взгляд на христианство, в отличие от, в первую очередь, Петра. Отвержение как ‘догматических’ церковных источников с неумолимостью привело автора к пренебрежению разбором официальных текстов. Кстати, знакомство с иными, неканоническими или сопутствующими историческими источниками является достоинством чтения этой книги.
К гностическому мы относим всякое познание, хотя гностиками принято именовать куда более узкий круг авторов, в частности, исторически нередко иудейского происхождения. Как определяет древняя философская концепция Сократа, именно знание кладет предел злу, поскольку из хаоса явлений выделяет причинную связь, которая в руках деятельного человека превращается, пусть и не в панацею, но, хотя бы, в реальный способ склонять естественный, объективный ход вещей, а не отдельный факт или явление, к порядку и благу. Такова же и христианская позиция в вопросе о добре и зле, ставших на Земле неизбывными спутниками человека.
Однако, автор не задерживается в видении этической стороны мира ни на христианстве, ни на сократиках. Он адресует вопрос о знании к столь глубокой древности, что человечество, его античные идеи мифы выглядят вторичными на фоне ‘гностического первоисточника’. Именно как ссылки на предельно
архаические времена выглядят все упоминания о жречестве Древнего Египта и ариев Индии, культы которого, при всей их отдаленности, чуждости и, потому, непонятности, служат для автора ярким доказательством истинности самого существования ‘гностического первоисточника’. То, что автор пытается выразить и передать как авторитетные и апробированные факты прошлого, выглядит как платоническое описание идей, когда-то четких и ясных, но в силу забывчивости и угасания людской мысли истёршихся и утративших свою былую четкость и определённость. Поэтому автор даже не утруждает себя попытками представить читателю положительное содержанием того, что относится к гностическому. Комичным с философской точки зрения является сама редкость на страницах книги понятия метафизики, которую он хочет связать именно с гностицизмом. По сути, метафизическое, то есть, имеющее нечувственную природу, знание наполняет нашу жизнь. Однако, автор бежит от этого понятия в панике, ибо вовсе не Сократ и Декарт, мыслившие именно метафизически, стоят у истоков тайного гностического знания. Они даже не упомянуты в книге. Важно отметить, что мыслью этих великих философов объектно-субъектное знание древних, выражавшее и внешнюю природу, и живого человека в ней, преобразилось в знание о человеке как таковом. Им следует адресовать порождение подлинно новой философии – науки о человеке, как прямо назвал свой труд В.И.Несмелов.Как неясно само гностическое содержание, так не определена роль и место в нём гностиков. Е
.Блаватская честно провела свою гностическую деятельность безвредно для русских людей, то есть, вне России. Она связывала гностическое содержание именно со знанием, приходящим в ум извне с помощью ‘таинственных голосов’. Таким же видел путь к знанию и куда более вредный для русских людей Владимир Соловьев, с жаром предававшийся спиритизму. Таким образом, способом получения знания гностики выбрали себе научение, вполне выражаемое, например, муштрой - школьным обучением. Но особенностью ‘голосов-духов’ является вторичность слушателя, которому уготована именно роль лишь приемника того, что сообщает ему ‘гость’. Невозможно оспаривать наличие влияния воспитателя, но, в отличие от обученности школьника, подлинное знание создаётся не вне человека, а в нём и им самим. Возможно, глядя со стороны, школьное знание всегда выглядело схоластическим с отрывом от жизни, абстрактностью, но познание как оно совершается теми людьми, на основании трудов которых другие потом пишут учебники, приобретается вовсе без чужих ‘голосов’, а живой деятельностью, то есть, собственным умом,- субъектно.Непонятное стремление адептов гностицизма к своему ‘гностическому первоисточнику’ может быть основано на двух сторонах жизни: во-первых, на жизненной и бытовой необходимости, и
, во-вторых, на стремлении к благу, на этическом видении мира. Лелея и вдохновляясь гностикой, какую ее сторону выбирает автор своей путеводной звездой? К сожалению, хотя ‘голоса’ можно, в принципе, совсем не слушать, но содержание мыслей этих голосов слушатель изменить не может. Для слушателя эти голоса имеют объективное содержание, потому напоминающее нам истину, что мы ищем её с помощью познания. Но если для познающего человека именно его субъектность, его ‘я’ выступает гарантом того, что он находится на верном пути к истине и готов отказаться ради неё от любой лжи (Декарт), то в гностическом случае, как и на сеансах сектантов, ‘голоса’ ‘снисходят’, как придется. Так приходится выражаться, поскольку, раз нет моей субъектности или субъективности, то нет ее и нигде, а есть ‘его величество’ случай или стечение обстоятельств.Собственно по теме самой книги: выявлению идейной связи исторических апостолов с эллинизмом как мировоззрением автору удалось сказать немного. Многократно в тексте воспроизводятся идея несовместимости и несовместности иудаизма с христианством. Можно сказать, что драматическое противоборство, противоречие иудаизму – превалирующая идея для автора. Но, как и в вопросе о содержании гностицизма, сущность иудаизма остается прикровенной, положения иудаизма сводятся к тезису об особенности евреев как этноса. И этому избранничеству противопоставлена не иная человеческая сторона, не эллины или, например, русские. Это, естественно, невозможно сделать на уровне бессодержательных, абстрактных и отвлеченных предметов автора. Обособленности евреев как таковых
противопоставлена идея, логически дополнительная избранности,- обобщение, универсализм, равенство. Как человеческое содержание предрасположенности-предпочтительности противопоставлена одинаковость или безразличие. Именно так и понял автор слова апостола Павла: “ни эллина, ни иудея… Ни женщины, ни мужчины…”. Глядя глазами, якобы, самого Творца, гностики не видят в человеке, собственно, ничего, кроме всего того, что, как это часто бывает, мешает осуществлению главного для гностика стремления к ‘гностическому первоисточнику’. И потому буквально за истину отвержения личности человека воспринимаются гностиками слова апостола Матфея из следующих мест его Евангелия: 10:39, 16:24, 19:29, которые приведены в этом порядке ниже.“Сберегший душу свою потеряет её
; а потерявший душу свою ради Меня сбережет её.”“Я послан только к погибшим овцам дома Израилева.”
“И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или детей, или земли ради Меня
, получит во сто крат , и наследует жизнь вечную.”Чудесно, что склонный к гностицизму А.В.Владимиров выбрал темой именно критику апостольских основ Церкви. Например, чтимый им Владимир Соловьёв, выступающий с совершенно таких же универсалистских монистических позиций поддерживает ту же самую Римскую догматическую церковь, которую
автор критикует за иудаизацию. Но Соловьёв поддерживает именно унификацию, не задаваясь вопросом о связи с иудаизмом, а Владимиров отвергает именно иудаизацию, поскольку в самом иудаизме гипостазируется человеческая особенность – неуниверсальность. Евреям В.Соловьёв (“Русская идея”, 1888 год) выражает лишь тот упрёк, что они не справились с задачей встретить Мессию, к которой готовились пророками. В итоге не русский по национальности ‘русский Ориген’ оказался вполне безразличен к содержанию универсалистской идеи, как и А.В.Владимиров. Но тяга к универсализму их вполне объединяет. Во всяком случае, противоположность их отношений к иудаизму нисколько не препятствует положительной оценке Соловьёва. Поэтому можно выразиться так, что для А.В.Владимирова универсализм важнее проявлений антипатии к иудаизму.Поскольку автор выбрал изначально положительное в виде анахронического ‘гностического первоисточника’, а причиной его отвержения утвердил некоторый особенный ‘человеческий’ подход, который для него тождествен субъективному, а именно,- иудаистический взгляд на мир, то разделявшие этот взгляд католики оказались в числе идейных противников, а Византия и, затем, её вероисповедальная наследница Россия окрасилась в положительные краски. Хочется попутно выявить ответ на звучавший выше вопрос о смысле предпочтения гностиками Православия в пику Католицизму. Очевидно, что никакой нравственной стороны здесь обнаружить не удаётся. Нелепо, но автор, чувствуя бессмысленность своего гностического повествования, пишет уже в конце книги о том, что обособление является основой социального неравенства, воровства, стяжательства и т.п. Наверное, лишь животные, вообще ничего о себе не понимающие, составляют для автора подлинный социально-нравственный идеал. Но он как чистая абстракция вообще не может быть предметом ума.
Поняв, к чему клонит автор, мы сможем теперь вернуться к положительному его тезису о том, что гностицизм, мистический взгляд на мир несет в себе антииудаистический заряд.
Взгляды апостола Павла привлекли внимание Оригена, почитаемого Церковью как еретика. Хотя автор оспаривает вопрос о процедуре отвержения его взглядов Церковью, и хотя он же выражает точку зрения, что лишь подобный гностицизм и составлял подлинное содержание богословия апостольских времен, но ересь павликиан доказывает возможность ереси на основе взглядов именно Павла. А разбор трактовки Павлом сущности Христа может поставить под вопрос чистоту антииудейской ‘пробы’, которую на его писаниях пытается поставить А.В.Владимиров. Павел определяет Христа прямо как ‘образ Бога’, порожденный предвечно Богом. Богом же порождается и Святой Дух, которому определено почивать в Христе, то есть, надо понимать, присутствовать в образе. Но, как известно, тварный человек создан ‘по образу и подобию Божию’, воспроизводящим в поврежденном виде образ Бога. Поврежденность человека есть одно из свойств его современной природы, но Христос этого свойства не воспринял. Чем же отличается тогда человек от Христа? – Он по предположению тот же Христос, но с ‘довеском’ падшей натуры, дефектом и помрачением. С другой стороны, арианами Христос мыслится как совершенный и безгрешный человек, если только не задаваться чисто платоническими вопросами об отличии ‘самого образа’ и того, что ‘сделано по образу’. Именно такое сведение Божественной Ипостаси Христа к чисто человеческому содержанию, составляющее монофизитскую ересь
, которую в Римской церкви сам автор обличал как иудаистический навет на христианство и идейную диверсию. Здесь уместно говорить именно о ереси в Римской церкви, поскольку претензии Восточной церкви, монофизитство в которой носит только противоположный знак (эти еретики видели в Христе только Божественную природу), к Павлу совсем иные. Разговор об этом дефекте оставим напоследок. А пока укажем, что и защищаемый автором Ориген страдал именно арианским уклонением во взглядах. Раз уж Запад так склонен к арианству, католикам, действительно всю историю стремившимся к организационному единству, просто необходимо было искоренять такое очеловечение Христа. Если бы ариане не были отвержены, то протестантизм, ныне открыто и столь явно выражающий все то же самое очеловечение Христа, восторжествовал бы на Западе гораздо раньше, и славной церковной истории Европы просто не было бы.Ариане разрушают Ипостась Троицы, превращают Её в тварь, автор же предлагает иной еретический взгляд того же монофизитства: негативный к пониманию уже не Божественной, а человеческой природы во Христе. Действительно, если у автора Христос интернационален, универсален по человеческой природе, то к человеческой личности, имеющей отличие только в факте поврежденности, ничего положительного отнести нельзя. Из Ветхого завета известно понимание человека как продукта Творца, известен факт падения твари, отпадения человека от Творца. Но понимание человека как идеальной
и чистой пустоты, носящей в себе лишь ущербность земного падшего существования, крепко утвердилось среди, например, некоторых ‘православных’. Нередко можно от них слышать, что Господь, якобы, специально выбрал для своей Искры, которую Он вдохнул при Творении, наихудший и гнуснейший сосуд – человека. Настолько несоразмерны чистейший Христос и отпавший человек, что для описания понимания к человеку кроме ничтожности и отнести нечего. И именно своим восточным вариантом монофизитства автор пытается опровергнуть западный его уклон. Кроме того, если человеческой природой для автора является идеальная и универсальная до полной неопределенности пустота, то негде мыслить себе почивание Третьей Ипостаси – Духа Святого. Разве что человека уподобить полностью ‘кимвалу звенящему’ – телесной оболочке.Отстраняясь от сложного богословского вопроса, натужно вымучиваемого гностическими словесными обрядами, невозможно не увидеть очевидного негативного замысла автора: под предлогом борьбы с иудаизмом отвергнуть и обессмыслить
, как это делал и Владимир Соловьёв, уничтожить человеческую личность, унизить ее до положения скота. Не те же ли прозелитические, “для посторонних” как их называет автор, идеи содержатся в иудаизме? Да и слишком уж далеки от предметности все эти гностические соображения, которые привлекаются в попытке универсального интернационального, бесполого, … словом, никакого знания. Логическое обобщение, в котором уже нечего помыслить, - и это выдается за великую тайну, знание с большой буквы, за которое не жаль, якобы, отдать многолетние труды человека-профана.Страница
384 книги А.Владимирова, вставшего в довольно распространённую в России позицию, – это настоящее поношение личности за все то, что только может в жизни быть плохого: собственность, обогащение, корысть, лукавство, обладание, преимущество, исключительность, эгоизм, воровство, паразитизм, эксплуатация, грабеж, манипуляция сознанием, воровство души, безнравственность, желание личных удовольствий, незаслуженное возвеличивание, жажда власти, хаос и зло. Нам, читателям, остается только ожидать, как действительно безликие, ничтожные, недостойные, истинно 'никакие' люди поведут всю отстаиваемую автором человеческую безликую массу туда, где и положено ей быть по её достоинству.
Обновлено 13.10.04.