Возврат к начальной странице сайта.

По прочтении прошу откликнуться в гостевой книге.

Свободу русскому человеку!

Свободу человеческой вере!

Мы, миряне, - ваши духовные дети. Кого можно считать хорошим мирянином? - Того, кто слушает ваше наставление со вниманием, кто исполняет его послушно.

А каков хороший духовный наставник? - Знатока ли Евангелия с Ветхим Заветом? Может, богослова? - А как насчет того, что прежде, чем учить, надо знать, как учить? Богословие и навыки преподавания, приемы риторики вам преподали. А знаете ли вы тех, кому преподносите свои богословские предметы? Китайцы ли мы или англичане, знающие по-русски?

Трудно и представить, сколь различны мы с другими нациями и народами. Однако, для людей одной нации с общением проблем не возникает. Вот где у нас начинаются проблемы. А имеются ли, вообще, русские священники? Я не о русскоговорящих говорю? Их что, специально отсевают, не давая доступа к сану? Вопиющим случаем абстрактности понимания священником человека может служить указ отказаться от самостоятельного мышления вообще. Такого отвержения человеческой сути трудно найти среди рядовых духовных наставников. С нерусским священством миряне имеют дело постоянно. Трудно нерусскому понять русского человека, - обижаться духовному отцу тут нечему. Но некоторые отцы, увлекаясь, пытаются залезть в душу и вытряхнуть из нее русскость 'за ненадобностью'.

Хорошо известна верующим "Книга Правил", регламентирующая церковную жизнь клира и мирян. Я не собираюсь напоминать здесь о запрете приема в сан евреев. Напомню о том, что от волка-епископа человек должен бежать даже из церковной ограды. Ведь, мы не прикреплены своей церковной жизнью к определенному храму. Но как мы должны поступить, если священник нас, вроде бы, любит, а наши русские речи, мысли, книги, поступки считает излишними, не душеполезными, даже вредными для нашего духовного здоровья?

Опять придется уточнить, что за успокаивающими воспитательными речами наставника можно слышать элементарные соображения о необходимости соблюдения государственного и общественного порядка, необходимого для нормальной жизни, в том числе, и церковной жизни. Но не от наставника же духовного пути слушать о делах общественных.

Вернемся к духовным родителям нашим. Если родной отец наставляет сына забыть о себе, не думать о том, кто он есть, а стать таким, каким его представляет папа, не будет ли правильным покинуть папу таким, какой он у сына есть, и начать жить самому поодаль? Исключение составят 'папенькины сыночки', живущие всегда чужим умом и спасающие свою душу, разве что, для компании. Так вот, если и духовный отец наставляет тебя перестать быть собой, стать другим, а сам при этом даже не может быть русским человеком, то зачем же жить с таким рядом?

Уважать, конечно, отца найдется за что. Но одно дело - уважение к отцу, а другое - к его советам, направленным против вас.

Умозрительные учителя наши могут предложить такую идею: смысл спасения общ для всех, потому и изменения спасающегося человека происходят с и требуют нивелировки его особенностей. Но такой подход говорит о коренном недостатке всякого представления о спасенном человеке вообще. Это настолько удаленная от ума богословов стихия, что всякие люди в ней преображаются в нечто типичное, безликое, никакое. Никаких людей-то не бывает и вовсе!

Тогда получается, что если бывает епископ - волк, орудие дьявола, ищущего влиянием авторитета извести человека-мирянина, то священник, отвергающий русское в русском человеке, - это изверг, как инквизитор, пытающийся моральными пытками и подавлением личности навязать человеку нечто ему чужое. Исход для ищущего наставника и духовного отца должен быть один: бегство из ограды. Где ты не нужен сам, а нужно тобой только воспользоваться, применить тебя как орудие, - там тебе не место.

Свободу мысли о человеке и обществе!

Человек выражает себя всяким словом и делом. Но вещи носят на себе отпечаток его телесности и свойства материала, из коего они изготовлены. Потому вполне человеческое существо выражается словами. Мысли нужны человеку для осуществления своего творчества. Иной цели служат чужие слова.

В наиболее концентрированном виде человек выступает в философии. Ее функции, название и часть ее наследия включало в себя советское обществоведение. Оглядываясь на прошлые годы, можно сказать, что оно нередко обходил молчанием те стороны жизни человека, о которых отмалчивались советские газеты. Но, в отличие от них, философия должна была обосновать, почему на некоторые вопросы отвечать не следует.

Отсюда с неизбежностью следует печать карательного характера советского обществоведения в отношении национализма. Обществоведение - это карательный институт внедрения чужих мыслей в ум русского человека.

Ни перестройка, ни реформы, поскольку они не исходили из идей верховенства человека, человеческой личности, - не изменили положения дел в обществоведении. По-прежнему, русский человек не имеет своего слова, мышление предполагается следующим не лучшим образцам западной мысли. Вопрос о том, что наша действительность должна быть воплощением нашего мышления, нашей самостоятельной мысли не ставится. Как часть жизни страны обществоведение осуществляет насилие над русским человеком, подлаживая его, его самостоятельность, творчество, ум и чувства под вкусы общества.

Обществовед - это человек с поломанным духом, примирившийся с карательным содержанием своего занятия, ибо первым воспринял его как именно кару за остатки себя в самом себе. Исключение составляет значительная когорта совершенно чуждых и посторонних русской жизни людей, попавших в обществоведение "для ловли счастья и чинов".

Социально следующими сталкиваются с обществоведением школьники и, в большей степени, студенты. Угрожая им неудовлетворительными оценками, обществоведы корежат в них русское приучают к вторичности и несамостоятельности. Не наше русское достижение, что среди пантеона авторитетов нет больше привычных ранее явных насильников и палачей.

Считают ли вчерашние студенты, что можно оставить такое положение дел следующему поколению русских молодых людей? Нам, разве, угрожает за отвращение к обществоведению наказание? Или нас депримируют? Или неэтично и не эстетично указывать лжецам и невеждам, что игнорировать русскую мысль в философии нельзя и подло? Или нам трудно доказать всем ничтожность и вторичность сервильного обществоведения, которое способно восхищаться только иностранным моральным поступкам, а само поступать морально не в состоянии напрочь?

Так где же вы, независимые русские умы? Неужели невозможно создать атмосферу творчества и самостоятельной работы мысли, в которой обществоведение виделось бы самым пошлым и нудным обскурантизмом?

Русский Дух.

Обновлено 20.05.02.