Наследники и обреченные.

Идея В.И.Несмелова (“Наука о человеке”, 1898г.) о постижении духом бытия состоит в построении им собственного внутреннего мира на базе своего же опыта понимания и построения предметов мира на предыдущих этапах бытия.

Духовное понимание идейного созидания противостоит известной идеалистической по форме концепции ‘идей, овладевших массами’. Не говоря о лживости глашатаев таких “великих” идей, можно проследить причину успеха одних идей при неудаче и провале других. Как каменщику не удается использовать нестандартный, другой формы и свойств кирпич при кладке стены, так бесполезна чужая и чуждая идея, принять содержание которой у человека нет внутренних средств, которую нет возможности понять и осмыслить, осветить своим внутренним светом, собственным пониманием, образным вниманием, впечатлениями и переживаниями. Холодной и бессмысленной останется и самая красивая идея, если она не проникнется живым духом человека, не свяжется с подобными и отличными предметами его внутреннего мира. Неудобная вещь еще находит себе применение, привыкнуть можно и к необычному, эпатажному, неприличному. Невозможно быть с тем, что отвергается душой, что несообразно внутреннему миру – складу характера человека, что становится не инструментом – продолжением сознания в мир идей, а вечно забытой, всегда неуместной, никогда не своевременной идее фикс. И самая естественная судьба этой идеи, как и всякой бесполезной вещи, - быть далеко в складах и запасниках памяти, переходить из одной амбарной книги в другую, пока всякие сведения о ней не затеряются вовсе.

Как замечает Павел Бакунин (“Основы веры и знания”, 1886г.), мало указать на ошибку понимания, которая отождествляет умозрение в некотором отношении с идеями или идеологией общества, расхожей тиражированной газетной мудростью. Нужно увидеть и ту правду, тот идущий из человеческой природы вопрос, нелепым ответом на который и претендует быть платоническая сказка о всемогущих идеях. Разумеется, всякая мощь и могущество, всякий труд, да и, вообще, смысл и в обществе, и в природе творится человеком. Оживление и подъем, сопровождающие направленность воли, концентрацию усилий вдруг появившихся единомышленников необходимо соотнести с некоторым обстоятельством, логически обосновывающей их действия. Логика здесь уместна потому, что логическое обоснование позволяет считать всякий вопрос о причине автоматически решенным. Этот путь удачен, когда в цепи событий одно логически определяет другое. Однако, логика присуща уму, а не бытию. Поэтому логическое обоснование должно либо опираться на известный необходимый лишь причинно, а не логически, закон бытия вещей, тел, либо на известное знание о том, чем движим субъект, и что он полагает для себя в быту по мере осуществления того, что предполагает для себя же в уме. И умственная схема, и достигаемая по мере предприятия усилий желанная цель выражаются как последствие деятельности, называемой и знаменуемой идеей или мифическим принципом перехода от прошлого к будущему и логически, от посылки к следствию. Сама идея - это способ утвердить переход как единственный и необходимый, исключающий иные возможные пути к тому же результату. Довеском обоснования основательности такого упрощенного взгляда на субъекта деятельности должна послужить общая истинность выдвигаемой идеи, то есть, ее способность описать всякий или почти всякий почин субъекта. И в этом заведомо невозможном отождествлении логического предположения с характером, направленностью, да и со всей субъектностью вообще, идеализм из отвлеченной гипотетической возможности превращается в закоснелую невозможную схему, живущую по мере того, насколько существенные стороны деятельности субъекта, хоть в какой-то степени, описываются этими мифическими соображениями.

В возражении не гносеологического, а онтологического плана предлагается увидеть человека как представителя нового поколения, как отпрыска и родового последователя, наследующего вещи и идеи так, как Онегин у Пушкина внезапно оказался обладателем сокровищ и богатств умершего дяди. Действительно, не вправе ли мы считать читателя книги, газеты потребителем и только потребителем некоего идейного богатства, как и считать вступившего в права наследства на имущество лишь потребителем и растратчиком, в лучшем случае - сторожем, - созданных другими людьми вещных богатств?

Нельзя не отметить печальную суть таких предположений. Не то, чтобы мысль о наших предках предполагала в них некую необузданную расточительность и мотовство, когда нажитое ими в вещах и идеях попадало к недостойным и никудышным потомкам - Евгениям, но полную бессмысленность создания ими того, что заведомо переживет их бесполезно. Молодой человек здесь мыслит себя как чужого и чуждого всему пришедшему к нему, попавшему в его мир. Будто и его предки по недомыслию только в своей молодости оказались в положении наследников вещей и идей, и, затем, добавили к наследству своим творчеством созданное, и намеревались отдать все тем, кто придет за ними на смену?

Горе человеку быть в обществе, насаждающем бесчеловечность. Но и в такой антигуманной метафизически идее, как, например, материализм, ум, ищущий своей правды, смог найти отдушину, обратив внимание на несущественный для материализма, но важный факт бытия ума, которое выражен в формуле 'высоко развитой' материи. Утилитаризм сделал, было, человека инструментом и средством достижения целей, но в зигзаге прагматизма сами цели стали пониматься как присущие человеку и, потому, прагматический взгляд заменил подчиненность человека цели вторичностью цели по отношению к человеку.

Но почему же, вообще, нужно быть наследником именно этого ничтожного достояния? Что заставляет, почему так нужно вослед за исчезнувшими тенями прошлого повторять чепуху и ложь? Почему нельзя не только выразить чувство отвращения и гадливости, которые возникают, едва заслышишь эту науку ни о чем? Не дышит ли смирением покорного от обреченного стать наследником идей из зияющей глубины? А записной атеизм, сплошь усвоенный помимо материализма и детерминизма, не пустая ли попытка прикрыть свое фактическое бессилие изображением мужественного и героического атеистического богоборчества? Полноте, да не большие ли атеисты те фарисеи, с которыми Вы пытаетесь полемизировать? Лучше ли их мнение из многих книжных томов того материализма, который запечатлевается в вас вашей материей с лицом карательного обществоведения?

Еще одна ложь общественного происхождения или вменения идейной жизни человеку состоит в игнорировании реального факта родительской опеки, заботы о подрастающем поколении именно со стороны родителей. Отметить это важно потому, что общества, исключая уподобившиеся муравейникам, устроены внутри по принципу родительской опеки детей, которая и общественное влияние допускает в виде и количестве, только приемлемых с точки зрения опекунов. Нетрудно увидеть в этом умолчании родительского фактора принципиальное нежелание понимать жизнь человека как складывающуюся не в мифической статистической связи с обществом, а динамически в связи с конкретным духовным обликом родственников.

Должно отметить, что, хотя родительское участие в жизни детей реально строится по принципу помощи и наставления, - мысль провозглашающих формирование человека обществом строится по воображаемому принципу, который более всего напоминает материальное производство, даже просто конвейер. А книжный пример Маугли, обычно приводимый в подтверждение социального характера происхождения ума, в действительности удостоверяет, что для развития человека наиболее важны именно те годы жизни, которые необходимо проходят в кругу семьи, рядом с родителями. Сильной тяга к социальному характеру жизни у ребенка становится позднее, когда он узнает о социальном и убеждается в том, что жизнь родителей сильно обусловлена социальными факторами. То есть, взгляд на общество становится менее критичным тогда, когда обстоятельства жизни начинают заставлять поколение искать благосклонности и благ от общества, а не от ограниченных в своих возможностях родственников. Значимость общества понуждает ум человека обращать особое повышенное внимание на социальный аспект бытия. Только с возрастом и при высокой оценке значения социального для жизни в несколько подавленном обществом человеке утверждается миф о том, что общество является логической основой и причиной содержания ума человека. Хорошо еще, что в обществе не видят и причины человеческой телесности, хотя и до такой точки зрения, порой, доходит. Социальное бытие никак не предполагает того содержания ума, которое хоть сколько-нибудь могло бы оправдать гипотезу о продуцировании обществом идей в сознании человека. Материалистическая схоластика, никогда не обременяющая себя аргументами обоснованность мысли как содержания ума, выделяется своей любовью к детерминизму Спинозы: если нечто есть вне ума, как это предполагается в гипотезе о материальной субстанции, то ум воспринимает это нечто адекватно. Вот и приписывают плакатные агитки как единое, универсально общее по смыслу всем людям.

Нынешние подросшие дети избегают мысли об уместности для себя и наследства, и тех личностей, мыслителей, которые создали и, собственно, оставили его для нас. Оно предполагает в себе ту истину, что безучастное восприятие идей, слепое следование прописным концепциям и мыслям – это измена самому наследуемому предмету, отвержение создателей наследства. Если сказочная Золушка была определена тем, что единственная из всех девушек телесно (и волшебно) соответствовала хрустальной туфельке, то наследник русских мыслителей определяется соответствием русскому духу, плоды которого и есть запечатленные русскими умами Н.Н.Страхова, Н.Г.Дебольского, П.Е.Астафьева, А.А.Козлова, Л.М.Лопатина, П.А.Бакунина. И бесполезны надежды того, кто, подобно хозяйским дочкам в сказке о Золушке, попытался бы претендовать на наследование их места в русской мысли. Заученным повторением обширных цитат из книг вышеперечисленных творцов нельзя стать продолжателем их творчества и, потому, невозможно оказаться их наследником.

Творческое продолжение осмысления себя, своего духа, установление подлинных основ истины и жизни русского человека, - это главное для обретения уверенности в собственных силах, планах и оценках. Никогда нет уверенности, что названный сегодня “великим” очередной не понятый иностранный светоч знаний не окажется завтра на помойках вместе с многотысячными тиражами его переводов.

Наследство и наследники должны себя найти. Хочется, чтобы самостоятельная русская мысль не угасла, а разгорелась в нас с новой силой. Русский национализм – это реальная основа надежд России и мира на духовное обновление.