index.htm_cmp_global100_bnr.gif (3299 bytes)

Возврат к начальной странице сайта.

По прочтении прошу откликнуться в гостевой книге.

Русский гуманизм и небрежение своей национальностью.

Довольно привычным стало воспринимать от русских людей выражения пренебрежения своей национальной принадлежностью. Так было и ранее, да в связи с ввозом мигрантов в Россию более появилось поводов к тому, чтобы вспомнить о собственном национальном лице.

Похвалу и положительный отзыв о своей собственной нации услышишь нечасто. Если и утверждает русский человек приоритет или весомость и существенность ее, то сопровождается это некоторым надрывом. Быть может, в голосе послышится и натужность, сопровождающая, например, всякое слово о собственном неоплаченном долге. А если и услышишь иногда страстное утверждение о сверхчеловеческом, абсолютно преимущественном и выдающемся национальном характере русских людей, то с тем большим жаром погружаешься в скепсис, сомневаясь в том, насколько действительно основательна для себя самого такая высокая самооценка. Именно критический настрой самоанализа, самокритика останавливает возвышению и безудержному полету самовосхищения.

Но откуда же берется такая критическая линия в оценке того, что по сути своей совершенно произвольно может быть проявлением элементарного, пусть и глуповатого по содержанию, самодовольства, спеси из-за факта собственного происхождения, кровного родства? Можно позволить себе быть очарованным своим аристократическим происхождением или родством с великими предками? Или подобного не бывает среди людей? - При соответствующем настрое и стремлении души вполне можно отдаться чувствам собственного превосходства, величия и т.п. Однако у русского человека такое стремление отсутствует; недостаточен ‘вкус’ пережевываемой мысли о превосходстве для того, чтобы искать последнего и лелеять его в душе. Отсутствие высокой самооценки нисколько не ущемляет нас. Быть может, с психологической точки зрения собственной многозначительностью можно было бы упрочить свою жизненную позицию, распространять свое высокое мнение о себе для расчистки пути в жизни? Разве такого не бывает?

Если у человека негативная самооценка, если он невысоко ценит себя, относясь к себе критически, то не внешние обстоятельства жизни порождают в нем саму мысль о собственной недостойности и недостатках. Мысль о себе как об ущербном и недостаточном субъекте последний создает сам, ибо только он и может такую мысль создать. Окружающие, коим мыслить о данном человеке приходится только с позиции его участия в своих делах, они думают вполне утилитарно, сообразно ситуации. Использование в своих интересах человека с помощью обмана его, внушения ему ложных сведений о самом себе является мифом, созданным ложным пониманием человека как такового. Лишь самосознание служит основанием для знания субъекта о себе. Обмануть можно в том, что внешне человеку, что касается других людей, либо относится к вещам, отношениям вокруг. Внедрить мысль, которая должна быть мыслью человека о самом себе, можно только при предположении о некритическом и абстрактном мышлении человека вообще. Такое понимание отвергнуто Декартом в его понимании человека как творца собственных мыслей. Лишь отвлеченное схоластическое представление о субъекте позволяет представить себе процесс объективации мысли, которая от одного человека – обманщика, - переходит к другому – обманываемому.

Тогда остается предположить, что признание собственных недостатков происходит по воле самого человека, но обусловлено внешними ему обстоятельствами, требующими от него словесного и явного обвинения себя ради получения внешних же преимуществ. Такого рода самообвинения применяются, чтобы снискать послаблений у власти, ради получения преимуществ перед не покаявшимися, непослушными людьми. Такая гипотеза ввиду преимущественного в количественном отношении положения русских людей не кажется основательной. Разве только сам факт склонности русских к самобичеванию и виден из возможности получить преимущества очернением самих себя перед лицом подобной им (русской) власти.

В итоге приходится искать источник самокритики, самоунижения, национального отречения в самих русских людях, а не во внешних им факторах и обстановке.

Если уж упомянуть в связи с осмыслением русского самобичевания заблуждение того, кто пытается их осмыслить, то следует выделить многочисленную когорту детерминистов, принадлежащих чаще к, вечно больной марксизмом, советской школе мысли. Они тянут и натягивают причинные цепочки связей и действий всегда к внешним человеку обстоятельствам, почему из их речи патологически исчезает действительный залог, а сама речь превращается в повествование о бесчисленных страданиях и подчинении, вынужденности и слабости, вплоть до полного откровенного бессилия. Ничем иным как именно бессилием ума все такие попытки осмысления жизни назвать невозможно. Это не осмысление жизни, чтобы жить, а оправдание жизни, чтобы спокойно умереть. Именно внедрением мысли в изначально мертвое, т.е., пустое является концепция, так называемой, “мобилизации” как понимания национального содержания в человеке. Мобилизация является реакцией и откликом человека на внешние обстоятельства, в исключительном выделении которых топятся и уничтожаются собственные воля и побуждения человека – субъекта жизни.

 

Так какое же внутреннее содержание побуждает русского человека не принимать, критиковать самого себя? Традиция сопоставления и противопоставления своей нации и иных типов (культурно-исторических, например) в русском самосознании выражена достаточно ярко. На память сразу приходит знаменитая и популярная в свое время речь Ф.М.Достоевского в годовщину дня рождения А.С.Пушкина в 1881 году, которое с необыкновенным воодушевлением восприняла, в первую очередь, либеральная публика. Но не только она. “Всеотзывчивостью” назвал писатель в своем, несколько упрощенном, понимании идей Аполлона Григорьева особое свойство, присущее русским людям: всякая нация встречает у русских понимание. Также с восприимчивостью иных наций и племен связывал русские черты правовед Б.Н.Чичерин. Сопереживание, способность принять в другом человеке его особенность и отличие от себя свидетельствует о той черте русской нации, которую можно назвать гуманизмом. Понимание человека у русских настолько емко, что оно находит место для всех и всякой существующих наций и племен. Сразу придется оговориться, что как понятие гуманизм адресован вовсе не исключительно к русским. Свой оттенок гуманизма имеет всякая нация. По-своему сочувствовал англосакс бриттам, когда он их вырезал в средние века в Англии. По-своему переживали колонисты в Америке, когда уничтожали индейцев. По-своему проявлялся гуманизм у немцев на захваченных ими территориях, когда они онемечивали население. Гуманными были отношения в Сибири у русских переселенцев к местным племенам.

Итак, мы способны понимать конкретное национальное как один из вариантов возможной истины о существе человека. Но это предполагает понимание человечности вообще. С позиции такого общего взгляда наличие конкретности - национального лица, - есть взгляд от общего к частному. Общее понимание человека, дающее способность понимать нации как проявление этого общего, неважно, назовем ли его идеалом или обобщающим понятием, - и является содержанием гуманизма, с которым нужно считаться при понимании русского взгляда на людей вокруг и, что самое важное, взгляда на самого себя. Именно в гуманистическом понимании естественным воспринимается факт собственной национальной определенности, которая придает общую окраску русскому самосознанию, ибо сопоставляется с пониманием возможного в мысли о бытии другого человека.

Имея под собой гуманистическую основу, понимание себя поднимается с необходимостью и предопределенностью против того, что в себе не нравится, что противоречит гуманистическому идеалу. И в этом противоречии никаких для себя прелестей и никаких своих заслуг человек не видит. Поэтому гордиться и хвастать своей национальной принадлежностью невозможно, ибо негуманно осознанно предпочитать плохое. А противоречие тому, что составляет суть понимания человека, очевидно. Не то важно, что я – русский, а то существенно, какой я, будучи русским, человек.

Критическое отношение к себе выделяет человека из мира объектов, соответствуя тому, что человек – не объект, а субъект мира. Эта самокритическая высота мысли, не достижимая растительным и животным миром, выделена пером русского философа Н.Н.Страхова. Что удивительного, что именно столь самокритичные к себе русские люди и оказались зачинателями своего философского направления, особого взгляда на себя и на мир? Именно свойственная высоте подлинного субъекта самокритичность и оказалась в русле русской философской традиции настолько, насколько сильна она и в русской жизни вообще.

Параллелью русской гуманистической направленности ума является тяга к самосовершенствованию, которая выражается в религиозной стороне жизни человека, как проницательно увидел ее другой русский философ - В.И.Несмелов. Вместе с ним можно увидеть тот факт, что человек стремится к идеалу совершенства, образ которого носит в себе. Опереть гуманизм на религиозность не входит в задачу моих размышлений. Но связь стремления к совершенству и с гуманизмом, и с верой кладет основания для сопоставимости обеих. Это родство делает взгляды атеистов нелепым предубеждением.

Теперь, понимая гуманистическую основу русского самосознания, легко понять присущее русским негативистское и критическое отношение к самим себе. Видя внутри себя гуманистический идеал, живой в меру жизни самого человека, он переживает расхождение и несогласие своего идеала с самим собой в фактической жизни, в проявлениях. Бороться с самокритикой, самобичеванием ввиду их, якобы, деструктивного для человека и окружающих характера следует с пониманием того, что лишь положительное знание составляет противовес незнанию. И уж вовсе нелепо противоборствовать живущему в русских гуманистическому духу. Это на деле самое нерусское дело!

Сравнительно просто увидеть возможные последствия нарушения здравого соотношения сторон человеческой личности и гуманизма. Так, небрежение собственной личностью, подавление себя и собственного духа в угоду следованию идее гуманности, - идеалу, неясному и беспредметному, да еще и ложно понятому, - выражается у русских западников в нелепый отрыв в абстракцию и космополитичность, вплоть до отвержения собственной страны, отечества, нации. Другая крайность мысли – отвержение гуманности, выделение также умом внешнего, якобы, специфически русского содержания, которое и ставится во главу угла в ущерб всякому иному как инородному и чуждому. Так славянофильство и западничество, искажая здравый мир духовного, расходятся ввиду различных склонностей из единого русского ядра. И само это расхождение, подобно разветвлению дороги у распутного камня, неумолимо подтверждает прочность этого камня - гуманизма в русской душе.

 

Обновлено 13.04.04.