Возврат к начальной странице сайта.

Возврат в оглавление книги А.А.Козлова.

По прочтении прошу откликнуться в гостевой книге.

2. Понятие истории философии.

§ 4. Взгляд на историю философии как науку, зависит от понятия, которое имеет историк о предмете и задачах самой философии. Соответственно этому понятию, в истории философии отражаются два существенно различные направления, а именно: а) направление, отрицающее систематическую философию и б) направление, признающее ее.

Отрицательное отношение к философии, как науке, может выражаться в истории философии или прямо или косвенно. Прямо оно выражается в скептическом направлении, которое видит в истории философии историю заблуждений человеческого ума. Для него история философских систем есть подтверждение a posteriori положения о невозможности философского знания; и чем могущественнее были умственные силы творцов этих систем, тем ярче и доказательнее это подтверждение. Косвенно отрицательное отношение к философии как к науке, выражается в ученом или эмпирическом и в эклектическом направлениях истории философии. Ученый историк сам не признает и не принадлежит ни к какой системе философии. Он равнодушен ко всем им и признает их только как исторические факты, любопытные в качестве попыток ума человеческого разрешить весьма интересные и важные вопросы. По этому задача ученого историка собрать в возможно точном, подлинном и подробном виде эти факты. Критика, которую употребляет ученый историк, есть, по преимуществу, филологическая, восстанавливающая точный текст (относительно древних) и точный смысл [ 1 ] положений философов. Критики же относительно истины этих положений и их взаимного отношения в истинах философской истины вообще у ученого историка быть не может, ибо у него нет для того критерия, т. е., признанной им философской истины в какой либо системе. Точно также у него не может быть критерия для отношения систем с точки зрения развития философской истины во времени, ибо для него опять не существует той истины, которую бы можно было понимать развивавшеюся и уяснявшеюся в историческом преемстве систем. С точки зрения ученой истории философии вся философия сводится к ее истории, а эта последняя к возможно полному извлечению и выписке из сочинений философов важнейших характеризующих их миросозерцание мест. Что касается до эклектизма в истории философии, то, не смотря на внешнее признание им системы философии, он все-таки отрицает ее в сущности. Эклектизм находит, что все системы заключают в себе что либо истинное, и старается выбрать это истинное и соединить в одно целое. Но это целое таково только по внешности, механически; для истинной, логической цельности ему недостает все связующего единства принципа, основной идеи, которая обыкновенно проникает настоящую философскую систему. По этому историк эклектик, по преимуществу, останавливается и подчеркивает те положения излагаемых систем, которые ему сочувственны, нравятся. Если у ученого историка совсем отсутствует критерий для критической оценки излагаемых философских систем, то у историка- эклектика этот критерий, по его субъективности и случайности, произволен и не может служить основанием как для всесторонней и полной оценки системы со стороны ее философской истины, так и для установки ее места и значения в историческом развитии этой истины. Таким образом, и с точки зрения эклектизма история философии сведется к извлечению избранных, по произволу историка, мест из сочинений философов.

Признающее систематическую философию направление, видит в ее истории развитие, приводящее к той системе, которой держится историк. На смену систем он смотрит, как на естественные усилия ума человеческого разрешить задачи философии, и признает истину не в какой либо части или отдельном положении систем, как эклектик, но в каждой целой системе, хотя и считает эту истину не полною, или не ясною, или смешанною с заблуждением. Эти несовершенства каждой системы и вообще их различие и противоречие он объясняет не невозможностью предмета философии, а историческими обстоятельствами возникновения системы в данное время, в данном обществе и в данных, обладающих различными индивидуальными свойствами, лицах. Историк, признающий систематическую философию; имеет критерий для критической оценки систем как с точки зрения их приближения к философской истине, так и с точки зрения места, которое они защищают в процессе развития этой истины: этот критерий и есть та система, которую признает сам историк. Отсюда мы можем заключить, что истинная история философии имеет своею задачею восстановить процесс развития философской истины и найти закон, этого процесса.

Что касается до отношения истории философии к философскому знанию вообще, то, при предположении, что она обработана при соблюдении всех требований общей логической методологии и специально методологии наук исторических и философских, она составляет необходимое условие для дальнейшего прогресса философии. История философии может служить для философствующего ума самым надежным указателем как ошибок, которых он должен избегать, так и того пути, на котором ему предстоит наибольшая вероятность сделать дальнейший шаг в развитии философской истины.

Принадлежность историка к какой либо философской системе нисколько не мешает ему быть беспристрастным и объективным в изложении и оценке других систем и вообще выполнить все требования специальной методологии как наук исторических, так и философских. Требования же, которые можно предъявить к истории философии, как науке исторической и, вместе с тем, философской, могут быть кратко выражены следующим образом. Прежде всего, историк - философ должен научить, вполне понять и усвоить главные основные начала и их развитие в системе того или другого философа; для этого он должен быть способен строго стать на точку зрения философа, так сказать, пережить ее в себе и иметь постоянно в виду дух системы, а не одну букву. Он должен уметь отличить из массы сочинений философа или целой школы те сочинения или те места “ них, которые служат самым ярким и самым ясным выражением этого духа, и сделать из них центр для своего изложения и истолкования системы. Такое правильное понимание духа и сущности философской системы дает ему возможность к беспристрастной и правильной ее оценке. Историк не должен стараться, во что бы то ни стало, выставить в выгодном свете свою систему на счет несовершенств и ошибок чужих систем. Он не должен вылавливать те ошибки и непоследовательности систем, которые происходят от случайных настроений, предубеждений и т. п. слабостей философов и не вытекают из начал системы; этого от историка требует как высшее беспристрастие, так и самая истина той системы, которую он признает, ибо философские системы борются не с людьми, а с системами же и противополагают друг другу не какие-либо частности, а самое главное и существенное, т. е., свои основные начала. Но дело правильной историко-философской оценки нисколько не исчерпывается отрицательной критикой; историк должен найти и указать на ту истину, которая заключается в каждой системе, и которая оправдывает ее появлению в историческом ряду моментов развития одной и той же философской истины, а затем показать, в чем состояла недостаточность (неполнота или неясность) истины оцениваемой системы, и как эта недостаточность была мотивом к следующему моменту развития. Историк, сам принадлежащий к какой либо системе философии, которая для него есть высшая фаза известного ему развития философской истины, необходимо должен сознавать свою солидарность и родство со всеми историческими системами, ибо их истина и истина его системы одна и та же; и разнятся они только степенями полноты и ясности их осуществления в человеческом сознании. Очевидно, что история философии, удовлетворяющая этим требованиям, возможна только для историка, который обладает высоким философским развитием и зрелостью мысли.

У древних в пример ученого направления мы можем поставить Диогена Лаэрция, писателя 3 в. по Р. X. Его сочинение: „(???? ????, ???????? ??? ???????????? ?? ????????? ??????????? ?????? ????) Жизнь, учение и мнения известных философов в 10 книгах”, - есть полный сборник, по-видимому, стоивший большого труда, различных материалов, относящихся к философам и их учениям, разбросанных в сочинениях многих ранних писателей, до нас не дошедших. Но, отличаясь полнотой, сочинение Д. Л. представляет только сырой материал, к которому вовсе не приложена историческая критика. Противоречивые воззрения приписываются одному и тому же философу; одни и те же изречения нескольким, серьезное перемешано с пустыми анекдотами; биографии и системы философов разных направлений присоединены друг к другу беспорядочно и без всякой внутренней связи. Примером эклектического направления у древних может служить: „(?????????? ???????, ????????????????????) Сборник избранных мест, мнений и правил” сочинение Стобея, жившего в 5 в. по Р. X. Образчиком скептического направления в истории философии у древних могут служить сочинения Секста Эмпирика, жившего во 2 и 3 вв. по Р. X, у которого приведены положения различных философов с целью путем сопоставления и критики их показать невозможность философского знания. Примером направления, признающего систематическую философию, может служить у древних „Метафизика” Аристотеля, где он критически излагает воззрения предшествовавших ему философов в сопоставлении с собственною системою.

Сочинения по истории философии в новое время начали появляться с 17 века. В этом веке можно указать на первую „Историю философии" в нескольких изданиях, англичанина `. Она содержит только историю дохристианской философии. Основание для такого ограничения области философии состоит в том, что философия стремится к истине, которая всецело заключается в христианской теологии, а потому философия после христианства и бесполезна. Эта “история философии” представляет компиляцию без всякой методы и критики, составленную главным образом по Диогену Лаэрцию.

В 17 же веке замечательно по своему влиянию в свое время: „Dictionaire critique et historique” Pierre Bayle'я, имевший 12 изданий. Это огромное сочинение имеет в виду не столько историческую истину и критику, сколько проведение скептической точки зрения автора, в которой он примыкает к древним скептикам: Пиррону, Сексту Эмпирику. Все вопросы, которые пытается разрешить философия, сопряжены, по его мнению, с неразрешимыми затруднениями, что и доказывается неудачею в том философов всех времен.

Сочинение Buhle: „Lehrbuch der Geshihte der Philosophie" 1796—1804, способствовало к вытеснению Бруккера и представляло для своего времени основательное и беспристрастное критическое изложение истории философии. Хотя автор и был кантианец, но в его истории философии это выступает весьма слабо.

Сочинение Degerando: “Histoire comparee des systиmes de philosophie” (1804) представляет критическое исследование систем преимущественно с точки зрения вопроса о происхождении человеческих познаний. Точка зрения вообще эмпирической школы Локка и даже Кондильяка, система которого имела большое влияние на автора.

Сочинение Гегеля: „Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie”, (Were—XIII—XV тома) и представляет особую форму истории философии, в которой история, как особая наука, теряет всякую самостоятельность и превращается в член философской системы. По Гегелю, история философии есть ничто иное, как иллюстрация его собственной системы. Философские системы следуют одна из другой точно в таком же порядке, в каком, путем Гегелевой диалектической методы, следуют и развиваются одно из другого понятия в его системе. Отсюда произошли разные насилия Гегеля над действительной историей философских систем с одной стороны, а с другой ложные и искусственные толкования их смысла и значения.

Сочинения Кузена: “Cours de l'histoire de la philosophie” (1827, 1840) и другия сочипения по истории философии представляют образец эклектизма в наше время. В оценке и характеристике систем Кузен руководится мнением, что истинное находится в системах самого разнообразного и противоположного направления (сенсуализма, идеализма, скептицизма и мистицизма). Истинное же, по Кузену, есть то, что сообразно с здравым смыслом. Таким образом, избегая всего исключительного в системах и выбирая истинное, Кузен составляет свою собственную философию „из истин здравого смысла".

Ибервега: „Grundriss der Geschichte der Philosophie” (последние издания (4 и 5), по смерти автора, редактируются Гейнце), представляет сжатое, но основательное изложение систем, хотя и грешит некоторою односторонностью в оценке их. Особенно отличается полнотою указаний на литературу по истории философии. На русском языке начат был хороший перевод истории Ибервега г. Фокковым, но остановился на половине 1-й части [ 2 ].

Эрдмана (Иоганна Эдуарда): “Grundriss der Geschichte der Philosophie” (в настоящее время 3-е издание в двух больших томах. Сжатое, но в тоже время не опускающее ничего существенного, изложение движения философии. Отличается полнотою и доведено до настоящего времени.

Дюринга: “Kritische Geschichte der Philosophie” (3 изд.) представляет сходство с точкою зрения Гегеля, не смотря на самое враждебное отношение к нему автора. Дюринг в различных исторических системах видит выражение различных основных понятий или схем, в которых должны быть мыслимы без противоречия бытие и действительность мира и именно тех понятий, которые приняты его собственной системою. Не смотря на остроумие, с которым иногда Дюринг вскрывает основное понятие той или другой системы, и он, как Гегель, позволяет себе явный произвол. Так философов, системы которых не могут быть согласны с его собственной, он прямо и просто отрицает и исключает из числа настоящих представителей философии.

Льюиса: „История философии. С-Пб. 1865” (русский перевод с английского). Сочинение это представляет, по талантливости автора, замечательное выражение скептического направления, отрицающего философию, как науку. „История философии, по Льюису, представляет нам зрелище, как тысячи умов—и в том числе самые великие умы, которыми гордится человечество—

вопросов, которые считались самыми жизненными, и как эти усилия привели только к тому убеждению, что люди весьма легко могут впадать в заблуждение и что крайне безнадежно, чтобы мы когда-нибудь достигли разрешения этих вопросов... История философии имеет дело не с трудностью, а с невозможностью; ее вопросы недоступны положительному знанию, а потому и невозможен для нее никакой прогресс... Интерес к философии стал чисто исторический, и она сходит со сцены..." (См. IV, V, XXVI и пр. [ 3 ])

Вебера Альфреда: „История Европейской философии". Киев. 1882 (Русский перевод со 2-го издания, на французском языке теперь есть 3-е дополненное издание). Сочинение это представляет ясное, сжатое, хотя не упускающее ничего существенного, и связное изложение философских систем, при чем особенно указывается автором единство предмета у различных систем и их связь друг с другом, обусловливаемая этим единством. Точка зрения, называемая автором „конкретным спиритуализмом", состоит в том, что мир есть живое единство всюду проявляющейся единой духовной сущности. Впрочем, эта точка зрения не ярко отражается в „Истории” автора.

Fouillee Alfred ”Historie de la philosophie” Paris, 1882, (3 edition).

Сочинение это представляет весьма полное, хотя и сжатое, обозрение философии восточной и европейской; изложение живое и увлекательное. Автор смотрит на смену систем, как на процесс постоянного развития, в котором они солидарны и дополняют друг друга. Высший предмет философии - абсолютное. Философия в своем развитии постоянно стремится к более точному и единому пониманию абсолютного, сущность которого, по Фуллье, состоит в нравственной свободе.

§ 6. Деление истории философии. Историю философии делят различно: одни делят на историю древней, средневековой и новой философии; другие — на историю древней (греческой) и новой философии, при чем средние века и эпоха Возрождения рассматриваются как переходная эпоха. Мы находим это последнее деление основательнейшим, так как в средние века естественный рост и развитие философии были задержаны внешними силами, вследствие чего она в течение их только отстаивала свое существование в виде тех немногих отрывков и остатков, которые уцелели от древности и, если развивалась, то в не нормальной, как бы уродливой, форме. Итак, мы делим историю философии на древнюю и новую. Древняя философия занимает период около 12-ти веков от Фалеса до падения новоплатоновской школы; новая занимает период около 4 веков от Бекона и Декарта до настоящего времени. Философия средних веков и эпохи Возрождения составляет переходную эпоху между древней и новой.

§ 7. Объем истории философии. Одни историки ограничиваются изложением философии только европейской, начиная с греков; другие же присоединяют к ней и философию восточных народов, преимущественно китайцев индусов [ 4 ]. В основание для вышеозначенного ограничения иногда приводят то соображение, что только у Греков впервые философия вступила на научную почву и в решении своих задач стала руководствоваться требованиями одного разума, а что у других народов философское мышление было в постоянной зависимости от мифологий и религиозных систем и преданий.

Это справедливо, но однако не безусловно, а сравнительно. Можно сказать только, что греческая философия более, чем у других древних народов, освободилась с самаго начала от влияния религии, но слабые следы его можно найти у всех первых греческих философов до софистов. С другой стороны отличие философии от религии и потребность полного обособления ее от последней была весьма ясно сознаваема индусами, да и самое обособление это в значительной степени сделано ими самими. По нашему мнению, для устранения философии восточных народов из истории философии может быть только одно основание—это отсутствие в науке таких исследований, в которых философские элементы были бы выделены из религиозных систем. Но это основание не может иметь силы для философии китайской и индийской, где обособление философии от религии начато еще самими туземными философами и где европейскими учеными (особенно для Индии) написаны сочинения, в которых философские миросозерцания строго выделены из религиозной амальгамы и изложены в систематической научной форме [Как на пример подобных трудов, можно указать на ниже указываемое сочинение]. Поэтому мы присоединяем к древней европейской истории философии образцы китайской и индийской.

Примечания автора:

1.   Это даже и относительно новых, как то показывает современная Кантовская филология (Kant’s Philologie).

2.   Вероятно, разбившись о равнодушие русской публики к философии.

3.   Опровергать специально Льюиса здесь не место. Кроме обоснования философии, устраняющей вообще относительный скептицизм и позитивизм, приведенной в I гл., достаточно еще прибавить здесь, что „убеждение", к которому будто - бы приводит история философии, вовсе не всеобщее и ограничено сравнительно тесным кругом лиц, к которым принадлежал и Льюис. Но лучшим опровержением его словам служит настоящее состояние философии в Европе. Знающий о современном подъеме интереса к философии и притом к метафизике в Европе, не может без улыбки читать заявление Льюиса, что „она сходит со сцены". Да и сам Льюис в последних своих сочинениях перешел, как кажется, аз „безнадежности" к надежде па „решение недоступных знанию" вопросов. Печальнее же всего то, что книга Льюиса имела весьма вредное влияние в нашем отечестве. Написанная весьма легко и живо она нарасхват читалась в течении 20 лет русской публикой, преимущественно молодой, и убивала в ней сразу всякий интерес к трудному изучению „заблуждений великих умов". Противодействие же книге Льюиса со стороны направления, признающего философию, в следствие неблагоприятных условий, в которых находится философское знание в России и о которых говорить здесь не место, было весьма слабо, чтобы не сказать ничтожно. (См, Наше предисловие к переводу „Истории философии” Вебера).

4.   У одного из новейших историков, именно у Фулле (см, выше), кроме философии Китайцев и Индусов находим философию Персов, Кельтов, Галлов, Египтян и Евреев.

Обновлено 16.10.01.